— Вам не приходило в голову, что вы действительно прибыли не туда? — спросил я.

— Что вы имеете в виду?

— На пути к тому, что вы называете железной звездой,— сказал я,— мы обнаружили планету в сорока световых годах отсюда. Там, без сомнения, когда-то существовала великая цивилизация, и она находилась достаточно близко к взорвавшейся звездной системе, чтобы все живое на ней погибло. У нас имеются фотографии. Возможно, именно это и есть ваш родной мир?

Не успев договорить, я сам понял, насколько это нелепая идея. Скелеты, сфотографированные нами в мертвом мире, имели широкие конусообразные головы. Даже если они похожи на голову Первого, никаких намеков на конструкции из трех шей у них не было. Кроме того, Первый сказал, что его люди на протяжении нескольких поколений готовились к эвакуации. Неужели они улетели, оставив умирать миллионы соотечественников? На погибшей планете повсюду валялись скелеты — значит, тамошние обитатели понятия не имели, какая судьба ждет их в тот день. И наконец, я вспомнил слова Первого, что взорвалось их собственное солнце, а не какая-то соседняя звезда. Взрыв сверхновой произошел здесь. Солнце же мертвого мира по-прежнему мирно сияло.

— Можете показать мне эти фотографии? — спросил он.

Это казалось бессмысленным. Но сначала предложить, а потом ответить «нет»... это было бы чересчур. В свете возникшего между нами взаимопонимания я не видел никакого вреда в том, чтобы согласиться.

Кэлу Бьернсену не составило труда переслать фотографии Лины Сорабджи на инопланетный корабль.

Капитан с Девятого Спаджа рассматривал их без комментариев.

Потом он сказал:

— Нет, это не наш мир. Это мир гарвалеккинонов.

— Гарвалеккинонов?

— Мы знали их. Соседняя, но не родственная нам раса. Иногда, в редких случаях, мы с ними торговали. Значит, они погибли, когда взорвалась звезда. Очень жаль.

— Все выглядит так, будто они ни о чем не догадывались,— сказал я.— Видите, как они стоят и ждут на станциях?

Все три рта затрепетали; может, у обитателей Спаджа это заменяет наш кивок головой?

— Да, полагаю, они не знали, что надвигается взрыв.

— Вы хотите сказать, что ничего не сообщили им?

Все четыре глаза одновременно мигнули. Явное выражение недоумения.

— Не сообщили им? Почему мы должны были сообщать им? Мы были слишком заняты подготовкой, чтобы тратить на них время. Конечно, излучение причинило бы им вред, но нам-то какое до этого дело? Они не родственная нам раса. Они для нас никто.

Я даже засомневался, что правильно расслышал его. Соседи. Время от времени — торговые партнеры. Ваше солнце вот-вот взорвется, и естественно предположить, что ближайшие солнечные системы пострадают. У вас в запасе еще пятьдесят или сто лет, и вы не можете выбрать время, чтобы предупредить о надвигающейся беде других?

— Вы не чувствовали необходимости предостеречь их? — сказал я.— Мне это трудно понять.

Четыре глаза снова мигнули.

— Я ведь вам уже объяснил,— сказал Первый.— Они не нашего рода. Они для нас никто.

Под каким-то пустячным предлогом я прервал контакт, а потом долго сидел и думал. Слова капитана с Девятого Спаджа эхом отдавались в сознании. Я размышлял о миллионах скелетов, разбросанных, словно солома, по туннелям погибшего мира, «поджаренного» сверхновой. Целый народ оставили умирать только потому, что не потрудились потратить пять минут и послать им сообщение. Или потому, что это никому даже в голову не пришло.

Семьи, жмущиеся друг к другу. Дега, в страхе тянущие руки к родителям. Мужья и жены, сплетающие руки в последнем «люблю».

Мир деятельных, счастливых, умных людей. Проспекты и храмы. Парки и сады. Картины, скульптуры, поэзия, музыка. История, философия, наука. Но внезапно в небе вспыхивает звезда — и в одно мгновение все кончено.

«Почему мы должны были сообщать им? Они для нас никто».

Я знаю кое-что об истории Земли. У нас тоже бывало, что люди истребляли друг друга. Но когда белые поселенцы поступали так с моими предками, они делали это, чтобы захватить нашу землю.

Вот когда я по-настоящему понял смысл этих слов — «чужак», «пришелец».

Я включил внешний экран. На хорошо знакомом небе нейтронная звезда была едва видна — тусклый красный шарик далеко внизу от левого квадранта. И черная дыра гораздо выше.

Когда-то обе они были звездами. Какой хаос произвело их разрушение! Первым, наверно, взорвалось солнце Спаджа — именно оно стало нейтронной звездой. А потом, пятьдесят или сто лет спустя, тот же путь проделала другая, более крупная звезда. Еще одна гигантская сверхновая, еще одна яростная вспышка убийственного света. Но конечно, первый взрыв уже уничтожил все в радиусе сотен световых лет вокруг.

Второе солнце было слишком велико, чтобы от него осталась нейтронная звезда. Его масса была так огромна, что процесс схлопывания продолжался и перешел за стадию нейтронной звезды. Материя сдавливала и сдавливала себя, пока не проломила барьеры обычного пространства и не приняла странную, почти невообразимую форму, создав на месте звезды объект бесконечно малого объема, но бесконечно большой плотности: непостижимую черную дыру.

Я пристально вглядывался в нее.

Конечно, видеть ее я не мог. Поверхностная гравитация этого гротескного образования была так велика, что оно «не отпускало» от себя ничего, даже электромагнитного излучения, даже крошечной частицы света. Бесконечно глубокую дыру пространства окутывала полная невидимость.

Но хотя сама черная дыра невидима, это не относится к эффектам ее присутствия. Ужасающий гравитационный потенциал разрывает на части и поглощает любой твердый предмет, подошедший слишком близко. Поэтому дыра окружена ярким кольцом из пыли и газа в несколько сот километров в поперечнике. Сверкающие частицы все время падают в ее ненасытный «рот», сталкиваясь и ударяясь, пока по спирали летят вниз, и испускают фонтаны радиации, докрасна раскаляются и переходят в видимый спектр: ярко-зеленые от гелия, пурпурные от водорода, темно-красные от кислорода. Эти выбросы энергии — смертный крик обреченной материи. Радужный водоворот ослепительного света указывает на утробу черной дыры.

Странно, но смотреть на нее — это действовало утешительно. Зона вечного покоя, откуда не вырваться. Вглядываться в суровую и безответную бесконечность было более успокаивающим занятием, чем думать о мире деятельных людей, обреченных на смерть безразличием своих соседей. Черная дыра не содержит в себе ни возможности выбора, ни сложностей, ни намека на несогласие. Она абсолютна.

«Почему мы должны были сообщать им? Они для нас никто».

Спустя какое-то время я возобновил контакт с кораблем Девятого Спаджа. Первый мгновенно возник на экране, исполненный готовности продолжить разговор.

— Без сомнений, когда-то наш мир находился здесь,— с места в карьер заявил он.— Мы не раз проверяли и перепроверяли координаты. Однако произошли экстраординарные изменения.

— Какие?

— Когда-то здесь были две звезды, наша и ослепительно голубая рядом с ней. Наша история очень точна в этом вопросе: да, была ослепительно голубая звезда, заливавшая светом все небо. А сейчас осталась только железная звезда. По-видимому, она возникла на месте нашего солнца. Но куда девалась голубая? Может, взрыв уничтожил и ее?

Я задумался. Неужели они и впрямь не знают? Возможно ли, чтобы раса, способная совершить межзвездный перелет и изобрести переводное устройство для представителей разных видов галактических существ, не понимала космогонической концепции «нейтронная звезда — черная дыра»?

Почему бы и нет? Они же чужие, инопланетяне. Они шли к пониманию вселенной отличным от нас путем. И вполне возможно, кое-что упустили.

— Голубая звезда...— начал я.

Однако Первый прервал меня.

— Это тайна, и на разгадку ее мы готовы бросить все свои силы, иначе наша миссия бессмысленна. Однако давайте поговорим о другом. Вы мало рассказали мне о вашей миссии. И о вашем родном мире. Я преисполнен любопытства, капитан.